Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толя захохотал:
— А я не против! Пусть высасывают, если сосут хорошо! Эх, Ваня! Однова живем! Чё там «лавэ» копить — дело зряшное! Гульнуть сейчас, чтобы на «киче» было, что вспоминать!
— Настрой мне твой, Толя, не нравится! Какая «кича», родной? Если всплывет что — там не «кича», там «стенка» корячится!
Толян загрустил:
— Умеешь ты, Ваня, настроение поправить! Тьфу ты… «стенка» … скажет тоже!
«К Фатьме? Да нет… не выйдет. Она, как помниться, сегодня в ночь в гостинице. Тогда… тогда… К Ленке забуриться, что ли? А что? Она не откажет, уверен!».
— Толя! Высади меня… через парочку кварталов. К «марухе» загляну… Спать хочу… а-а-а-у-ф… как из пушки!
Он вышел не рядом с домом Завадской, а как бы не за пять кварталов. Постоял, прикурив папиросу, посмотрел, как развернувшись, рванул в обратный путь Толян. Еще постоял, подышал глубоко. И пошел потихоньку… помаленьку… с приглядкой.
«Стволы-то все у меня! Хорошо, Валерьян мешок дерюжный дал, а то пришлось бы все за пояс рассовывать!».
Косов засмеялся негромко:
«Хорош, красавелло! Три ствола за ремнем брюк и финка на руке! Как там в Дэшила Хэммита: «Китайцы — народ предусмотрительный: если кто-нибудь из них вообще носит пистолет, то всегда имеет при себе еще два, три или даже больше». Вроде не китаец, но ведь как про меня сказано!».
Куда деть стволы он пока еще не представлял. Но просто «спустить в питье» — жаба не подписала! Особенно — ВИС!
«Хэзэ, как говориться, куда его деть… Ну… к крайнем случае — продам! «Савоське» и продам! Возьмет, жучара! Перепродаст подальше, еще и «наварится»! Тем более, как посмотрел — номера с них сточены! Хотя… там еще нужно посмотреть внутри на деталях. Не знаю, маркируют ли их сейчас на всем чем ни попадя, как в будущем!».
И только уже у дверей подруги подумал:
«А если она не одна? Ладно там… с Риткой! А если мущщина у Завадской?».
Но — поздно, уже постучал!
Подруга открыла двери, стоя в халатике и сладко позевывая:
— Ой, Ванечка! А ты чего так поздно?
— Скорее — рано! Ты одна?
Ленка кивнула:
— Ну конечно! Или ты думал — опять с Марго? — засмеялась, — Нет, хороший мой! Мы развратом занимаемся не каждый день. Хотя… и жаль! Ну заходи, чего ты там встал?
Она стояла, смотрела, как стягивает сапоги, потом — вешает пиджак на вешалку.
— Слушай… порохом от тебя пахнет, что ли? И еще… чем-то. Как… железом.
— Ну… носик у тебя, красавица, очень уж тонкий! Как у лисички!
Попытался обнять, но Лена отстранилась:
— Ну правда же! Как будто… как тогда! Кровь, да?
Он угукнул: «Вот же чутье!».
— Опять во что-то вляпался? — она смотрела не строго, не с испугом, а с… сочувствием как бы…
— Есть такое дело… красавица! Но… зачем тебе?
Она постояла, закручивая локон на палец:
— Тогда — топай в ванную, отмывайся. Правда горячей воды нет. Котел топить долго!
— Да ладно… мне бы и холодной. Хоть взбодрюсь немного…
— А я тогда кофе поставлю… Сколько сейчас? Ой… похоже поспать уже не удастся!
Пока он плюхался, покряхтывая от холодной воды, и повизгивая от «удовольствия», она накрыла на стол.
— Лен! У тебя есть… оберточная бумага, шпагат?
Дождавшись запрошенного, прихлебывая кофе из большой чашки, разложил «стволы» на столе, осмотрел еще раз, разрядил и проверил, а потом — тщательно все упаковал. Получился небольшой, но тяжёленький сверток. Аккуратно вышло!
Потом сходил в прихожую, вытащил из карманов все пачки денег, сформировал еще один сверток — поменьше и полегче.
Лена сидела, курила, внимательно глядя на происходящее. Потом не выдержала:
— Вань! А откуда все это?
— А-а-а… не бери в голову! У плохих людей… отобрал.
— А они… эти плохие люди?
— А они… да что о них говорить? Нет их больше…
— И… сколько их было? Ты же знаешь… мне можно. Я — никому!
— Трое…
— Ты… убил троих?
— Ну-у-у… да.
Он видел, как в глазах Завадской начал разгораться тот самый, сумасшедший огонек.
— Ваня…, - «как-то совсем у нее вкрадчиво получилось!», — Ванечка! А ты… сильно устал, да?
Он засмеялся, глядя на нее:
— А это имеет сейчас значение?
— Н-н-н-е-т… не имеет. Просто я очень… очень тебя хочу! Вот просто… дрожу вся! Подожди… я сейчас!
Она сбегала куда-то, только топоток босых ножек рассыпался дробью.
— Вот… чуть-чуть! — она протягивала ему маленькую металлическую коробочку.
«Кажется… бонбоньерка — так это называется».
Размерами… ну — чуть больше баночки с вазелином. Он открыл крышечку.
«Ну да… как я и думал! Порошочек!».
— Х-м-м… а зачем? — покосился он на Елену, которая приобняла его, наклонившись.
— Я не хочу, чтобы ты сейчас уснул! Ну же… не бойся! Чуть-чуть… совсем немного!
«О-о-о-х-х как! Взбодрило-то!».
Ясность ума, острота зрения, легкость какая-то во всем теле. Он посмотрел на Елену, которая довольно засмеялась:
— Ну вот… совсем другое дело! Сейчас мы все это уберем… и пойдем в спальню! Мне кажется… я сегодня опоздаю на службу!
«М-да… как-то под кайфом — совсем другое дело! И не то, что лучше, но… бодрее, что ли? И таки да — это первый и последний раз!».
Простыни были смяты. Подушки… а хрен их знает, где эти подушки. Лена сидела на нем, растрёпанная, но довольная — донельзя! Продолжала понемногу покачиваться.
— Ну как тебе, Ваня?
— А я… не понял. Сколько времени? — за окном было уже совсем светло, иногда слышался шум проезжающих машин.
— А я и сама не знаю! — счастливо засмеялась Завадская, — Но все-таки мне нужно собираться! Пусть и с опозданием, но на службу надо явиться! Только вот… сейчас… сейчас… еще разок… и буду собираться!
Он остался спать у Завадской, когда она ушла. Просто вырубился, и даже не слышал, как она собиралась, как хлопнула дверь.
Разбудило его бесцеремонное потряхивание за плечо.
— Давай, вставай, герой-любовник! — женский голос.
«Уже хорошо, что не опера из «розыска»! А я что… не доверяю Елене? Да ну — бред! Конечно доверяю! Но… «Ах, Нина, Ниночка — ошибочка моя!».
Он приоткрыл глаз: «Ага… Ритка! Ритка — это просто здорово! Ритка — это вообще в тему!».
В тему — потому как он чувствовал три потребности: пописать, поесть, и… женщину! Пописать — неотложно! Поесть… может и потерпеть! А вот женщину… женщину ему было точно нужно — и это было видно невооруженным взглядом! Ага — мужики знают такие моменты: когда и… аж